* * *
Дитя мое, у нас пятый день жара.
Солнце палит сорок по цельсию, по фаренгейту – сто.
Ягоды сохнут – некому их собрать:
Ветер – игривый пес – сбивает хвостом.
Дитя моё, вчера был тридцатник в тени.
Слишком много для Подмосковья, naturellement.
Жгучее яблоко в небе не сжать в жмени,
Не сорвать, не положить в карман.
Август. Адово пекло. Чертова сковорода.
Плавится мозг, уплывает из пальцев перо.
Липким сиропом стала в пруду вода.
Кожу не снимешь. И это совсем херо…
Но когда смертный холод опустит ладонь на лоб,
Скует позвоночник, желудок сведет тоской –
Этот чертов жар не растопит твой озноб.
Согреешься по дороге. Идти еще далеко.
Дитя мое, у нас пятый день жара.
Солнце палит сорок по цельсию, по фаренгейту – сто.
Ягоды сохнут – некому их собрать:
Ветер – игривый пес – сбивает хвостом.
Дитя моё, вчера был тридцатник в тени.
Слишком много для Подмосковья, naturellement.
Жгучее яблоко в небе не сжать в жмени,
Не сорвать, не положить в карман.
Август. Адово пекло. Чертова сковорода.
Плавится мозг, уплывает из пальцев перо.
Липким сиропом стала в пруду вода.
Кожу не снимешь. И это совсем херо…
Но когда смертный холод опустит ладонь на лоб,
Скует позвоночник, желудок сведет тоской –
Этот чертов жар не растопит твой озноб.
Согреешься по дороге. Идти еще далеко.