13
1
Между Петром и Павлом
Времени ледоход.
Тянется бечевою
Двадцать девятый год.
Между Петром и Павлом,
В птичьем недалеке
Пляшет солнечный зайчик
У спящего на щеке.
Вот убежал. Темнеет
Рано среди зимы.
Эллины, иудеи.
Посередине – мы.
2
Серую бровь надменно
Выбритой вздернув дугой,
Молвит твоя царевна:
«Мне по душе другой».
Что же, финита лав стори.
Фильм не прокрутишь вспять.
Значит, напьешся с горя,
Брякнешь в сердцах: «Вот блядь.
Я ль тебя не лелеял.
Я ль тебе не дарил…»
Впрочем, всё это кто-то
Где-то уже говорил.
3.
Стылое, блеклое утро
Хохлится, как сизарь.
В снежной колючей манке
Робко мигнёт фонарь.
Вспыхнет, погаснет. Цепко
Выхватит из темноты
Обледенелый просёлок,
Которым шагаешь ты.
4.
Спину подставив позёмке,
Плюнет в сердцах на снег.
Мёрзнет на остановке
немолодой человек.
- Зинка с утра зудела:
«Шарф одевай, мудак».
Вот и достукался, малый.
Что ж всё опять не так?
Что же – без панталыку,
Без тòлку, не как у людей?
Гвозди с таких бы делать –
Не было б в мире гвоздей.
5.
- Что говорите? Воем?
А мне казалось – поём.
Влажным серым туманом
Заволокло окоем.
Варевом жидким липнет
К стёртым подошвам снег.
Что же, скрипи, шарманка.
Пой веселее всех.
Нам до угла и дальше.
- Бог подаст! Отвали! -
В этих краях без фальши
Звучит лишь команда «пли».
6.
- Ах, невозможно представить –
- Года идут за века -
Вот эту, всю в сколах, чашку,
Сжимала ее рука.
- Не чашку, а чью-то руку.
Ведь глина была рукой.
Всё это с кем-то было.
Номер столетья другой.
Так странно устроено время
- замешано на крови -
Что хрупкие наши творенья
Переживают Твои.
7.
Вспомни же, мой хороший,
Глядя в рассветную хмарь,
Как свежим, холодным арбузом
Тянет из фортки ноябрь.
Как занимается утро,
Мглистый встает денёк.
Вьюжною уральской ночью
В лампаде дрожит огонёк.
Вспомни же в свой последний,
Свой високосный час,
Что колея забвенья
Проложена и про нас.
1
Между Петром и Павлом
Времени ледоход.
Тянется бечевою
Двадцать девятый год.
Между Петром и Павлом,
В птичьем недалеке
Пляшет солнечный зайчик
У спящего на щеке.
Вот убежал. Темнеет
Рано среди зимы.
Эллины, иудеи.
Посередине – мы.
2
Серую бровь надменно
Выбритой вздернув дугой,
Молвит твоя царевна:
«Мне по душе другой».
Что же, финита лав стори.
Фильм не прокрутишь вспять.
Значит, напьешся с горя,
Брякнешь в сердцах: «Вот блядь.
Я ль тебя не лелеял.
Я ль тебе не дарил…»
Впрочем, всё это кто-то
Где-то уже говорил.
3.
Стылое, блеклое утро
Хохлится, как сизарь.
В снежной колючей манке
Робко мигнёт фонарь.
Вспыхнет, погаснет. Цепко
Выхватит из темноты
Обледенелый просёлок,
Которым шагаешь ты.
4.
Спину подставив позёмке,
Плюнет в сердцах на снег.
Мёрзнет на остановке
немолодой человек.
- Зинка с утра зудела:
«Шарф одевай, мудак».
Вот и достукался, малый.
Что ж всё опять не так?
Что же – без панталыку,
Без тòлку, не как у людей?
Гвозди с таких бы делать –
Не было б в мире гвоздей.
5.
- Что говорите? Воем?
А мне казалось – поём.
Влажным серым туманом
Заволокло окоем.
Варевом жидким липнет
К стёртым подошвам снег.
Что же, скрипи, шарманка.
Пой веселее всех.
Нам до угла и дальше.
- Бог подаст! Отвали! -
В этих краях без фальши
Звучит лишь команда «пли».
6.
- Ах, невозможно представить –
- Года идут за века -
Вот эту, всю в сколах, чашку,
Сжимала ее рука.
- Не чашку, а чью-то руку.
Ведь глина была рукой.
Всё это с кем-то было.
Номер столетья другой.
Так странно устроено время
- замешано на крови -
Что хрупкие наши творенья
Переживают Твои.
7.
Вспомни же, мой хороший,
Глядя в рассветную хмарь,
Как свежим, холодным арбузом
Тянет из фортки ноябрь.
Как занимается утро,
Мглистый встает денёк.
Вьюжною уральской ночью
В лампаде дрожит огонёк.
Вспомни же в свой последний,
Свой високосный час,
Что колея забвенья
Проложена и про нас.